Стихотворения. Новеллы. Эссе

Наделяя сегодня произведения Борхеса статусом "живой классики" и отводя им место в соответствующей образцовой "библиотеке", не следует забывать, что он-то себя классиком, разумеется, никогда не считал, а стоит, напротив, вспомнить, как понимал классику он сам. Его определейие к примеру, в эссе "По поводу классиков", включенном в настоящий том, как обычно, двойственно. Книга, которую тот или иной народ, либо совокупность народов, признают классической, по Борхесу, с одной стороны, как будто бы абсолютно продуманна и не содержит ничего случайного, но, с другой, допускает бесчисленные толкования. Иными словами, это всеобъемлющее и завершенное целое, которое наделено способностью бесконечно изменяться.
Откуда в этом определении внутреннее противоречие, кажется, понятно: классика для Борхеса свойство не книги, а читателя. Это способ чтения, особое устройство, включающее читателя в текст, а вместе с тем посредством текста в неохватную для человеческой памяти вереницу тех, кто уже склонялся над этим текстом до него и кто, вероятно, будет делать это после него. Читатель как особый тип человека во всеобщности характеристик его сознания рожден и удостоверен классикой, которую он сам же выдумал и продолжает выдумывать, тем самым создавая себя в ряду других и в сообществе со всеми себе подобными. Можно сказать, что книги Борхеса это книги, написанные читателем и о читателе. В каждой его вещи неявно содержится, но всегда так или иначе приоткрыт способ ее создания самосозидания, самопродолжения сотворившего ее, незримого и неисчерпаемого "я", которое вот сейчас, нашим счастливым, встречным читательским усилием, рождается снова.