Вечная Россия. Илья Глазунов

   В конце 1992 года автору этих строк довелось брать интервью у Ильи Глазунова по просьбе одного из демократических изданий в связи с предстоящим Конгрессом российской интеллигенции.
   Илья Сергеевич охотно ответил на вопросы. Но на Конгресс его, оказывается, не пригласили, а интервью так и не было опубликовано.
   - Что ж, такое отношение для меня не новость,- спокойно прокомментировал этот факт Глазунов.- Я не был делегатом на съездах Союза художников, не получал приглашений и на многие другие мероприятия, а на встрече Горбачева с интеллигенцией мне так и не дали слова, несмотря на мои настойчивые записки.
   Я русский художник, и этим все сказано. Очевидно, организаторы Конгресса не причисляют меня к представителям творческой интеллигенции. Я не герой нашего времени: никогда не хотел эмигрировать, не менял своих взглядов и от того, что когда-либо сделал, не отказываюсь - ни от одной картины, ни от одного выступления...
   И потому мне хочется привести здесь его ответ на один из главных вопросов нашей беседы - о роли современной интеллигенции в столь критический для судьбы Отечества период. Он был как всегда четок и недвусмысленен.
   - Задача подлинного интеллигента - поднимать с колен наше Отечество, возрождать идеалы многовековой духовной жизни, активно противостоять агрессии "массовой культуры", порнографии, нагнетанию культа предательства. Я считаю, что каждый интеллигент - это миссионер, охраняющий национальные традиции своего народа в их интернациональном значении.
   Я никогда не принадлежал ни к одной группировке, не был членом партии, стремясь в меру отпущенных мне сил служить Богу, совести и России, всячески обретая и сохраняя основы русского национального самосознания, традиции и памятники культуры нашего народа...
   Еще в 50-е годы, овеянные суровым дыханием "пролетарской диктатуры", молодой художник одним из первых возложил на себя непомерной тяжести крест - восстановить и в исторической конкретности художественно воплотить национальные представления о смысле бытия, духовном идеале, идеале нравственности и красоты, чертах русского национального характера и других ключевых понятиях, отлича-
   ющих сознание русского народа, уходящих корнями во времена славянской древности. И как теперь совершенно очевидно, патриотический порыв художника, реализованный и в картинах и многоплановой общественной деятельности, послужил в те годы мощным толчком пробуждения национальных чувств, интереса к отечественной истории, корням народной жизни, что наиболее ярко отразилось и в творчестве русских писателей, представителей так называемой "деревенской прозы".
   Творчество художника отозвалось волной всенародного признания, как мне представляется, именно потому, что он сразу задел самую звучную, недремлющую струну народной души, обнажив издревле присущее русскому человеку стремление к обретению блага духовного, при отсутствии чрезмерной зависимости от благ земных.
   В прямой связи с этим феноменом национального духа находится и другое качество - извечное стремление к "воле". А "воля" у русских, как изъясняет это понятие известный религиозный публицист священник Лев Лебедев в одной из своих статей,- это совсем не то, что "свобода" в значении независимости от каких-либо моральных или гражданских законов или власти. Закон нравственный, гражданская "правда", учреждение власти - очень чтимые категории в русской древности. "Воля" - это возможность совершать движение. В одних случаях - это стремление к перемещению в родных просторах, в других - тяга к движению духовному, непрестанному постижению смысла бытия. В обоих случаях очевидна жажда узнавать, постигать и осваивать дивный, премудро устроенный Божий мир.
   Это воплощение "воли", данное в соединении двух видов движения - физического и полета человеческого духа и явленное в одном из ранних произведений Глазунова "Икар", произвело на меня, как и на других людей, оглушительное впечатление. И это можно понять.
   На публику, еще скованную догмами и призраками неволи полуказарменного социализма, дохнуло вдруг чем-то родным, близким, но затаенным внутри и ищущим выхода. Будто освобождаясь от дьявольских чар, люди вглядывались в глазуновского Икара, искали и находили в нем свои черты, узнавали самих себя, заново обретая то, что так безжалостно глушилось и выкорчевывалось в годы коммунистической оккупации.